Globe: Сон в летнюю ночь

Постановка Шекспировского театра «Глобус» 

Согласно статистике, именно «Сон в летнюю ночь» ставится в театрах мира чаще других шекспировских пьес (нет, не «Гамлет»!). И именно с помощью пестрой вереницы эльфов, озорного духа Пака, грозного Оберона, прекрасной Титании и, конечно, ослиной головы олуха Основы британские родители приучают своих отпрысков к великой национальной литературе. Это своего рода «Руслан и Людмила» для маленьких британцев, но, как и в каждой сказке, в ней есть и вполне взрослые намеки. Пьеса ведь все-таки о любви.

 

В репликах молодых Гермии, Елены, Лизандра и Деметрия, которыми они обмениваются, как теннисными мячами, любой, кто хоть раз в жизни влюблялся, узнает весь жар и отчаянье томящегося от невыразимой страсти сердца. В череде яростных и несправедливых упреков друг другу взрослых (если у эльфов есть возраст) Титании и Оберона – такие понятные зрелым семейным парам проблемы. В мудром спокойствии и счастье Тезея и Ипполиты – тот желанный идеал, к которому хочется стремиться. 

 

Увенчивает этот гимн разным стадиям и проявлениям любви замечательная малозаметная мораль. Распутывая все гордиевы узлы и любовные многоугольники, которые сам же и натворил с помощью волшебного сока, Оберон полностью избавляет всех пострадавших от любой магии. Очнувшись, они возвращают себе обычное, человеческое зрение, и – возможность самим выбирать предмет для сердца своего. Настоящая любовь может быть только реальной!

 

Шекспира любят упрекать (в том числе на него за это злился Толкин) в том, что он превратил грозных и опасных духов из древних легенд в жалкие мелкие отродья с нежными крылышками (что эльфы Титании, что королева Маб у Барда действительно микроскопических размеров). Но Доминик Дромгул возвращает эльфам дикий и даже распущенный нрав, традиционно обходясь минимумом декораций и не полагаясь на магию костюмов: все делают актеры. Титания в исполнении Мишель Терри – настоящее неистовое женское начало, сама мать-природа. Оберон, которого играет Джон Лайт, просто источает властность альфа-самца. Пак в исполнении слегка инопланетного Мэттью Теннисона – не нежный дух с писклявым голоском, а настоящий бесенок, не имеющий представлений о добре и зле.

 

«Сон в летнюю ночь» – образцовая постановка «Глобуса». Не случайно именно ее Доминик Дромгул отправлял в мировое турне, и зрители крупных городов России в 2014 году увидели живую версию спектакля с другим составом (с Джани Ди в роли Титании/Ипполиты, Аденом Джиллеттом в роли Оберона/Тезея и Молли Логан в роли Пака). С этого спектакля можно рекомендовать начать знакомство с «Глобусом»: в первом акте атмосфера настолько очаровывает, что можно с удивлением поймать себя на ощущении, что вокруг не зал кинотеатра (и даже не партер настоящего «Глобуса»), а тот самый сказочный лес, где заблудилась четверка незадачливых влюбленных. А во втором акте, к моменту исполнения шестеркой ремесленников трагедии «Пирам и Фисба», зал уже просто рыдает от смеха.

 Автор: Леонид Александровский

«Сон в летнюю ночь» (как и другая комедия Шекспира, в которой действуют духи – написанная пятнадцатью годами позже «Буря»), кажется менее всего подходящей для скупой на сценографию глобусовской трактовки. В конце концов, сюжет пьесы разворачивается в пышном афинском лесу, по опушкам которого порхают феи, и где напыщенный актер-любитель Моток получает во временный дар от сверхъестественных сил ослиную морду. Богато постановочная природа «Сна», в каком-то смысле, обусловлена происхождением пьесы, написанной к празднованию свадьбы двух немолодых аристократов – Мэри Саутгемтон (матери патрона Шекспира – графа Саутгемптона) и вице-камергера, сэра Томаса Хиниджа. Кстати, именно поэтому «Сон в летнюю ночь» так любили ставить в викторианскую эпоху. И не только ставить, но и, например, рисовать: выдающиеся викторианские живописцы вроде Джозефа Ноэла Пейтона и Джона Анстера Фитцджеральда посвятили сценам из «Сна» свои самые изощренные многофигурные полотна.

Интересно другое: в каком-то смысле, сам Шекспир уже отрефлексировал перипетии будущих, не отягощенных излишками роскоши, постановок своей комедии. Речь, разумеется, о самой бурлескной сюжетной линии «Сна»: комическом секстете простолюдинов, решившихся представить на суд брачующихся монархов собственную версию трагической истории Пирама и Фисбы. Критики-традиционалисты считают их доброй самопародией Шекспира-театрального деятеля; оппоненты из анти-стратфордианского лагеря указывают на откровенно издевательский характер демонстрации «высококультурных» поползновений энтузиастов народного театра.

Как бы то ни было, но именно эпизоды с участием Клина, Мотка, Рыла и всех-всех-всех часто играют определяющую роль в успехе очередной постановки «Сна в летнюю ночь». Так случилось и на сей раз. Заводилой «труппы» предприимчивых афинян выступает, как водится, Клин: актер Фергал Макэлхеррон подарил своему плотнику-театралу бойкий ирландский акцент и заразительно музыкальный смех. Но главной комической звездой является, безусловно, Моток, который в исполнении блистательного Пирса Куигли кажется уморительной травестией образа провинциального актера, полного энергии, но не блещущего талантом. Скатологическая брутальность «низового Шекспира», подчеркнутая драматургом даже в именах персонажей (Theseus – feces, Lysander – lies under, Hermia – hernia), всячески подчеркивается режиссером Домиником Дромгулом: чего стоит хотя бы «туалетная дыра» в стене, разделяющей Пирама и Фисбу. Не говоря уж об «эротическом сэндвиче» из запутавшихся в своих амурных предпочтениях любовников или Обероне, содомизирующем одну из глобусовских колонн.

Следуя давно устоявшейся традиции, художественный руководитель «Глобуса» Доминик Дромгул доверяет роли «королевских» и «сказочных» героев одним и тем же исполнителям. Актерская и человеческая «химия», пронизывающая дуэт Джона Лайта и лауреатки премии Лоуренса Оливье Мишель Терри, вполне очевидна ­– между обеими монаршьими парами летают искры взаимной очарованности и обожания (хочется отметить и странноватую, но выразительную деталь праздничного грима Терри-Иполлиты – перевернутый крест на лбу а-ля Эмбер Роуз). Сыгравший лесного духа Пака юный Мэтью Теннисон (пра-пра-правнук поэта-лауреата лорда Теннисона) снабдил своего «феерического» героя чертами задиристого кокни ­– в пику более возвышенной трактовке образа Ариэля Колином Морганом из глобусовской «Бури». При этом атлетизм не скованного гравитацией существа остался на столь же высоком уровне: зритель оценит гимнастические номера, демонстрируемые Обероном и Паком. 

Отдельных слов заслуживает насыщенная – как всегда в «Глобусе» – музыкальная составляющая спектакля. На протяжении столетий музыка играла особенно важную роль именно в постановках «Сна»: над озвучанием комедии в свое время трудились, среди прочих, Перселл, Мендельсон и Орфф. Надо отдать должное постоянному композитору «Глобуса» Клэр ван Кампен, ориентировавшейся при сочинении «песни фей» именно на барочную перселловскую эстетику – через голову более популярной, романтической мендельсоновской.